История про девушку и зверя с 16 века, а то и раньше, гуляет в европейском фольклоре, обозначая вехи женской инициации. Аленький цветочек – как метафора волнения и стыда первых месячных и пробуждения сексуальности. Зверь, который предлагает девушке взамен её любви к отцу (здравствуй, Фрейд) кое-что поинтереснее. Обретение новой женской роли, а вместе с ней – новых прав и возможностей. Можно рассмотреть как сновидение, в котором разыгрывается внутренняя драма женщины, и каждый персонаж – часть её внутреннего мира. Вот Бэль – та часть личности, которая хорошо осознается и абсолютно одобряется обществом. Воплощение того, что называется «милота и няшность», прелестная, безмятежная и странненькая. Вот её отец - чудак такой абсолютно беспомощный. С ним нужно нянчиться, лечить, утешать, кормить с ложечки, в общем, вынужденно Бэль осваивает по отношению к нему материнскую роль. Но эта роль – ещё не женская в чистом виде. Это роль сиделки, той, кто обслуживает психологические потребности других, и пока еще смутно осознает свои желания. Некоторые на десятилетия застревают в этой точке. У них уже и семья, и трое детей, и шестеро внуков, а они всё ещё не знают другой психологической роли, кроме угождения другим. Но важный персонаж сновидения Бэль невидим, его как будто нет. Рядом с ней нет никого, кто был бы её проводником в мир женственности, её ролевой моделью и опорой. Пустоты заполняются книжными сюжетами и романтическими фантазиями. В общем, с тем, как это – быть женщиной - предстоит распутываться в одиночку. Вот жители деревни хором поют о ней: «Она идет, как будто неземная!» – она и, правда, как бы не в контакте с реальностью…сферическая девушка в вакууме, и чего-то ей не хватает, какого-то базового элемента. Она напрочь лишена агрессии. Даже в той дозе, которая нужна, чтобы сделать шаг по направлению к другому, заявить о себе и защитить свои интересы. Бэль никто этому не учил, в сказках, обычно, агрессия и прекрасные девы разнесены по разным главам. Её природная агрессия отсечена от сознания и глубоко утоплена во мрак, где бродят тени и ужасные чудовища. Она сама – Тень. И сама – Чудовище. Бэль незнакома со своим внутренним Чудовищем, и это внутренне её парализует. Она до конца не ощущает себя живой и принадлежащей этому миру, потому что освоение мира – да, тоже замешано на здоровой агрессии. Сепарироваться с отцом она тоже не может, потому что и тут нужен агрессивный заряд, причем немалый (но в конце концов именно папа вызовет Чудовище к жизни!). И символично, что в той сцене, где Бэль в конце концов с Чудовищем встречается, вначале она видит отразившуюся в дверном проеме жуткую Тень. Так иногда мы ужасаемся тому, что обнаруживаем в глубинах души, и отказываемся признавать это своим. Бешенство, ярость, возбуждение, страсть, ужас. Чур меня, чур, унесите пудинг. И кажется, что эти новые силы сносят всю нашу жизнь до основания. Приоткрываешь им калитку – и вот уже калитка болтается на одном гвозде, руины дымятся, а мы опозорены. Во всяком случае, есть момент, когда Бэль кажется, что она потеряла все – семью, отца, прежнюю себя, и от её ванильных фантазий камня на камне не осталось. Ужас женщины, вдруг обнаружившей в себе «Чудовище» не стоит недооценивать. И дальше – очень, очень медленное, шаг за шагом, приручение внутреннего монстра. Чудесная сцена, где Бэль попадает на пир, и перед ней танцуют чайники, чашки, подсвечники – картина новой, оживающей перед ней и внутри неё, палитры чувств и вкусов. Когда тело пробуждается, можно пробовать новое, открывать удивительное, рисковать и нарушать запреты. Чтобы «стать людьми», нам волей-неволей приходится заглянуть в тайные комнаты, выдержать ужас, приручить Чудовище и обрести его силу. Тогда можно быть неземными, воздушными и нежными – сколько угодно. Потому что, если вдруг наше великодушие кто-то примет за слабость, красоту – за доступность, а нежность – за повод нас унизить, внутреннее Чудовище немедленно оскалит зубы :)
